Барнаульское «чудо воскрешения»: широко известное в православной литературе чудо было выдумано психически больной женщиной.

Статья, восстанавливающая реальную канву происшедших более 40 лет назад в Барнауле событий, опубликована сайтом «Алтапресс». Несмотря на явно «желтый» характер материала, обсуждаемая в нем проблема достаточно важна, т.к. «барнаульское чудо» упоминается во многих церковных трудах и внесение документальной ясности в этот вопрос представляется необходимым.

Очередное воскрешение Клавдии, или Барнаульское чудо-юдо

Призрак Клавдии Устюжаниной снова бродит по страницам газет. О жительнице Барнаула, «воскресшей в 1964 году в морге», громко вспомнили фанаты Грабового. Того самого, который предложил матерям Беслана оживить их детей. «Не верите в то, что мёртвых воскрешают, а как же барнаульское чудо?» Образ продавщицы из Барнаульского хлеботорга вновь поднят на щит и рядом священников. Что же на самом деле произошло тогда в Барнауле? Корреспондент газеты «Маркер-Экспресс» решила сделать «вскрытие» давней истории.

О чудесном воскрешении Клавдии писано-переписано, и каждый раз подробности чуда были разными. В одних говорилось, что до «воскрешения» Устюжанина была активной коммунисткой, а потом сдала партбилет, в других, что она пила-гуляла, а потом одумалась. По-разному выглядят и сцены в морге.

Статьи о «чуде» писались и после настоящей смерти Клавдии. Она умерла в 1978 году, но несмотря на это одна из газет публиковала рассказ от её имени через 20 лет после смерти. Якобы 79-летняя баба Клава сидит и рассказывает… Такой вот казус.

Сын Клавдии Никитичны протоиерей Андрей Устюжанин, священник Свято-Успенского монастыря в городе Александрове Владимирской области, вежливо сказал по телефону, что самая правдивая версия — записанная им со слов матери. Остальные просто неправильно записывали, делая ошибки. Вот фрагменты истории, записанные со слов сына Устюжаниной.

Понеслась душа в ад

«В 1963—1964 гг. я вынуждена была лечь в больницу на обследование. У меня была обнаружена злокачественная опухоль. Однако, не желая меня расстраивать, мне сказали, что опухоль доброкачественная. Я хотела, чтобы мне сказали правду, ничего не скрывая, но мне сообщили только, что карточка моя находится в онкологическом диспансере. Придя туда и желая узнать правду, я выдала себя за свою сестру, которая интересуется историей болезни родственницы. Мне ответили, что у меня злокачественная опухоль, или так называемый рак.

Прежде чем лечь на операцию, мне нужно было, в случае смерти, устроить сына и произвести опись имущества. Когда опись была сделана, то стали у родственников спрашивать, кто возьмёт к себе моего сына, но все от него отказались, и тогда оформили его в детский дом.

17 февраля 1964 года я сдала дела в своём магазине, а 19 февраля была уже на операции. Проводил её известный профессор Израиль Исаевич Неймарк (еврей по национальности) вместе с тремя врачами и семью практикантами-студентами. Вырезать что-либо из желудка было бесполезно, так как весь он был охвачен раком; было выкачано 1, 5 литра гноя, прямо на операционном столе наступила смерть. Сам процесс отделения моей души от тела я не чувствовала, только вдруг увидела я своё тело со стороны так, как мы видим, например, какую-нибудь вещь: пальто, стол и т. п. Вижу, как вокруг моего тела суетятся люди, стараясь вернуть меня к жизни. Я всё слышу и понимаю, о чём они говорят. Чувствую и переживаю, но дать им знать, что я здесь, не могу.

Вдруг я оказалась в близких и родных мне местах, там, где меня когда-либо обижали, где я плакала, и в других трудных и памятных мне местах. Однако я не видела возле себя никого, и сколько ушло времени на то, чтобы я могла побывать в этих местах, и каким способом осуществлялось моё передвижение — для меня всё это осталось непостижимой тайной. Неожиданно я оказалась в совершенно незнакомой мне местности. Вдруг я увидела, что с востока по направлению ко мне идет высокого роста Женщина. Строгая, одетая в длинное одеяние (как я узнала позднее — монашеское), с покрытой головой. Видно было строгое лицо, Возле Неё шёл ребёнок, который доставал Ей только до плеча. Я старалась увидеть его лицо, но мне так это и не удалось, потому что он всё время поворачивался ко мне или боком, или спиной. Как я узнала позже, это был мой Ангел — хранитель. Я обрадовалась, думая, что когда они подойдут поближе, то я смогу узнать у них, где нахожусь.

Всё время ребёнок что-то просил у Женщины, гладил Её руку, но Она очень холодно обращалась с ним, не внимая его просьбам. Тогда я подумала: „Какая Она безжалостная. Если бы мой сын Андрюша просил у меня чего-нибудь так, как просит у Неё этот ребёнок, то я бы даже на последние деньги купила ему то, что он просит“.

Не доходя 1,5 или 2 метра, Женщина, подняв кверху глаза, спросила: „Господи, куда её?“ Я услышала голос, который ответил Ей: „Её надо спустить обратно, она не в срок умерла“. Это был как бы плачущий мужской голос».

После этого Клавдии якобы показали ад с обгорелыми телами и сказали: молись, век мизерный остался. А дальше:

«…я очутилась в морге в своём теле. Как или каким способом я ВОШЛА в него — не знаю. В это время в морг внесли мужчину, у которого была отрезана нога. Кто-то из санитаров заметил во мне признаки жизни. Сообщили об этом врачам, и они приняли все необходимые меры ко спасению: дали мне кислородную подушку, сделали уколы. Мёртвой пробыла я трое суток (умерла 19 февраля 1964 г., ожила 22 февраля). В марте 1964 г. я легла на повторную операцию, для того чтобы узнать о состоянии своего здоровья и чтобы зашили мне швы. Повторную операцию проводила известный врач Алябьева Валентина Васильевна. Во время операции я видела, как врачи копаются в моих внутренностях, и, желая знать моё состояние, задавали мне различные вопросы, и я отвечала на них. После операции Валентина Васильевна в сильном волнении сказала мне, что в организме нет даже и подозрения на то, что у меня был рак желудка: всё внутри было как у новорождённой.» После этого по официальной версии бывшая атеистка стала убеждённой проповедницей веры в Господа.

Свидетельство о смерти

— Верьте, так и было, — заверил священник Андрей. — Теперь врачи говорят, что мама лежала в реанимации. Но я помню, меня подвели к маме, и помню слова «в уста не целуй, целуй в лобик». Меня бы в реанимацию, наверно, не пустили… А священник Анатолий Берестов видел собственными глазами справку о её смерти, которую выдали, когда мама была в морге.

На вопрос, где же теперь эта справка, отец Андрей замялся: «Она раньше у мамы была, а потом куда-то делась».

С иеромонахом Анатолием Берестовым, доктором медицинских наук и настоятелем домового храма Преп. Серафима Саровского при московском Институте трансплантологии и искусственных органов, мы созвонились в пятницу, 11 ноября.

— Действительно, я встречался с этой женщиной в 60-х на Ярославском вокзале, — поделился иеромонах. — Детали я подзабыл. Она рассказывала, что в состоянии клинической смерти умерла на операционном столе. Я видел свидетельство о смерти и справку из психдиспансера о шизофрении. Но в справках никогда не писалось «шизофрения», ставился код. Значит, кому-то нужно было наделить её этой справкой, чтобы ей не верили? Она произвела на меня впечатление нормального спокойного человека. Говорила, что очнулась в морге, и служитель увидел её розовые ноги. О том, что было, я сужу только по её рассказу. Я, как медик, всё спрашивал её: «Как это могло быть?» Она отвечала: «Не знаю». Жаловалась на плохой сон, на то, что власти угнетают.

Почему уехала из Барнаула? Говорила, что должна свидетельствовать всему миру о Боге. Как священник я верю в чудо воскрешения. Я сам недавно был свидетелем, как тяжелобольной наркоман, умирающий от СПИДа, выздоровел. Я лично видел его в предагональном состоянии. Говорил, готовьтесь, осталось не больше суток. И вдруг он возвращается в этот мир, выздоравливает.

«Клавка была шарлатанкой»

Священник Андрей Устюжанин поведал, что жили они с матерью на улице Крупской, 96, что уехали потом из Барнаула «по воле Божьей».

В субботу, 12 ноября, из-за забора этого деревянного дома громко лаяли собаки. Хозяйка дома, купившая в свое время дом у Устюжаниных, сказалась больной и отказалась от любых бесед. Зато её соседка, услышав, что интересуются Устюжаниной, не выдержала:

— Это же аферистка, эта Клавка. Обычная аферистка. Всем рассказала, что воскресла, к ней начали люди приезжать, думая, что она святая. Если бабка согбенная приедет с пустыми руками, она и на порог не пускала, а если с баулами подарков приедут, то пустит. Они её в ванную посадят, ж: ей моют, а сами потом воду пьют. Тьфу. — После этих слов женщина, не пожелавшая представиться, ушла в дом, не попрощавшись.

В Барнауле это чудом не считали?

Дело приобретало другой оборот. Но соседи есть соседи. В соседских отношениях, говорят, иногда сам чёрт ногу сломит. А что скажут о Клавдии барнаульские священники?

— Я плохо знаю подробности этой истории, — сказал Константин Метельницкий. — Знаю только, что она три дня в морге лежала, а потом воскресла. Лучше об этом знает священник Николай Войтович. В одном из многочисленных рассказов о чудесном воскресении говорится, что Клавдия увидела во сне Николая Войтовича в костюме, который у него был, но он его ни разу не надевал. Ещё говорила, что отец Николай советовал прятать подальше медицинские справки.

— Ничего подобного не было, — говорит священник Николай Войтович, — и свидетельство о смерти она мне не показывала. У неё была клиническая смерть, я говорил после с врачами. И она могла, конечно, разные картины увидеть, когда отходила от наркоза. Когда она объявилась, я не придал значения её рассказам. Потом в Томске на проповеди священник сказал о «барнаульском чуде», из Томска сюда поехали толпы народа. Но в Барнауле это чудом не считают.

Из телефонного интервью с Андреем Устюжаниным:

— У мамы, я помню, не сложилось хороших отношений с отцом Николаем Войтовичем. А то, что говорят, будто она водой с себя торговала, — это наговоры. Представьте, это же были 60-е годы, когда к религии очень сурово относились. Не занималась она продажей воды:

В те дни морг был пуст

В невероятной истории о воскресении фигурируют реальные имена очень уважаемых в городе врачей: Неймарка, Алябьевой. Ни Израиля Исаевича, ни Валентины Васильевны, к сожалению, в живых нет. Одна из коллег Алябьевой из 3-й городской больницы сказала, что не слышала от неё никакой истории о Клавдии Устюжаниной.

— Как это уже всё надоело, — поделился по телефону Александр Неймарк, сын Израиля Исаевича, главный уролог края, доктор медицинских наук, профессор. — Это же была ненормальная женщина, которая преследовала отца. В те дни больные вообще не умирали. В журнале регистраций нет записей. У неё была клиническая смерть при даче наркоза. Сердце запустили — вот и всё чудо. Отца после этого позвали. Он написал, как всё было, в одном письме в редакцию. Это письмо Наталья Васильева, которая была в ту пору редактором издательства медицинского университета, цитировала в одной своей статье.

— Меня от баек священников вообще трясёт, — честно призналась воинствующая атеистка Васильева. — Я этой публике не доверяю. Их специальность — врать.

По версии Васильевой, в начале «чуда» была несчастная женщина явно с не вполне здоровой психикой, придумывающая о себе небылицы и, вероятно, сама в них верящая. Затем поклонники, уверовавшие в её святость, приезжающие к ней за «святой водой» и рассказывающие о ней другим. И, наконец, падкие на сенсации журналисты, которые довершили дело.

В одной из историй, записанной со слов Клавдии Устюжаниной, говорится даже, что профессор-еврей хотел умертвить её после воскрешения.

Письмо профессора Неймарка

Копия письма Израиля Исаевича Неймарка хранится у его ученика, доктора медицинских наук, членакорреспондента РАМН Якова Наумовича Шойхета. Это письмо было написано в 1998 году после публикации о «барнаульском чуде» в одной из центральных газет. Вот фрагменты из него: «В феврале 1964 года в факультетскую клинику Алтайского медицинского института на базе железнодорожной больницы, возглавляемой мною, поступила Клавдия Устюжанина на операцию по направлению онкологов с диагнозом „рак поперечно-ободочной кишки“. В клинике больная оперирована под эндотрахеальным наркозом. Во время вводного наркоза наступила остановка сердца. Сразу были приняты реанимационные меры, и быстро, через две минуты, удалось восстановить сердечную деятельность. На операции обнаружен большой воспалительный конгломерат, исходящий из поперечноободочной кишки, сдавливавший и затруднявший ее проходимость. Никаких метастазов рака и 1,5 литра гноя, указанных в статье, не было обнаружено. Наложен свищ на слепую кишку для отвода газов, кишечного содержимого и создания условий для устранения воспалительного процесса. Таким образом, рак был исключён. Картина соответствовала воспалительному процессу. Вся операция продолжалась 25 минут.

После операции больная была без сознания в течение двух дней. Находилась в реанимационной палате под постоянным наблюдением врачей и сестёр. Дышала самостоятельно, и сердце работало нормально. Затем она пришла в сознание и стала интересоваться, что нашли на операции и что ей сделали. Я многократно лично с ней беседовал и убеждал, что у неё рака нет, а имеется воспаление, а когда оно утихнет, ей свищ закроют. Но она мне не верила, ибо часто заговаривала на эту тему и рассказывала, что у неё растёт мальчик Андрей. Отца нет, и если у неё рак, то [она] должна подумать, как его устроить. Я её уверял, что рака нет и не надо ничего предпринимать, что она сама сына воспитает и вырастит. Следовательно, Клавдия Устюжанина не умерла ни на операционном столе, ни после операции, поэтому не было надобности ей воскресать. Мне непонятно, как она могла демонстрировать свидетельство о смерти и историю болезни. Сомневаюсь также, что она была „убеждённой атеисткой“, в больнице она часто молилась, и Бог ей помог — сердечная деятельность быстро восстановилась, а рака не оказалось. В дальнейшем Устюжанина поправилась. Опухоль уменьшилась и рассосалась. В городской больнице доктор В. В. Алябьева ей свищ зашила, и больная полностью выздоровела. Накануне операции Валентина Васильевна мне позвонила по телефону, и я ей сообщил, что воспалительная опухоль рассосалась. В. В. знала до операции, что у больной рака нет. <…> Что касается Устюжаниной, то она придумала легенду, как она воскресла из мёртвых. При этом легенда всё время менялась. Сначала она распространялась о том, что она умерла, а её, голую, в мороз вынесли в морг, где лежали трупы. Пришёл сторож больницы, уронил ведро, и она очнулась. Душа летела к рынку (Устюжанина работала в торговле), её встретил ангел и велел вернуться к Клавдии, и она ожила. На самом деле в то время в железнодорожной больнице никто не умирал, не было трупов, а сторожей вообще в больнице никогда не было.

Устюжанина пропагандировала свою святость и организовала бизнес, производила омовение и использованную воду продавала как святую. Её публичные выступления сопровождались грубыми выходками и проклятиями в общественных местах города в мой адрес и адрес сотрудников железнодорожной больницы с махровым антисемитским оттенком.

Многократно в разных газетах появлялись статьи, подобные опубликованной Вами, но с различными вариантами выдумок… Мне понятно, что инициатором этих выступлений является её сын Андрей, который ныне служит священником в Свято-Успенском женском монастыре Александрова. Приходится удивляться, как в течение 20 лет после смерти матери он муссирует выдуманную ею легенду для создания себе популярности и славы. К тому же во всех этих публикациях проскальзывает душок антисемитизма… За долгие годы хирургической деятельности это единственный случай в моей практике, когда приходится доказывать абсурдность подобной публикации. Никогда не мог себе представить, что Вы могли опубликовать этот бред и уподобиться бульварной прессе… Этим Вы нанесли [мне] глубочайшую обиду и душевную травму, которую [я] не заслужил».

Операцию начал не Неймарк!

— Сам Израиль Исаевич операции Устюжаниной не начинал, — рассказал Яков Наумович Шойхет. Оперировал другой опытный хирург, его ученик. Но он ещё не успел начать операцию, был дан вводный наркоз, и у больной наступила остановка сердца. Восстановили сердечную деятельность быстро, встал вопрос, что делать дальше. У больной была кишечная непроходимость. Кто-то должен был взять на себя ответственность продолжать операцию после клинической смерти. Позвали Неймарка, он дал указание спасать. Операция была продолжена. Открыли живот, обнаружили инфильтрат, который сдавил поперечно-ободочную кишку, вывели её наружу, дали возможность выходить кишечному содержимому через другое отверстие. Собственно говоря, это и спасло жизнь пациентки. Всё было сделано так, чтобы потом, когда кишечная непроходимость пройдёт, можно будет восстановить проходимость кишки. Чтобы человек ходил естественным путём и не жил с выведенной кишкой наружу. Они даже это предусмотрели. Благодаря Неймарку больная не просто выздоровела, но и не осталась инвалидом. А потом родилась эта версия о «воскрешении». Даже не берусь судить, кто первый её создал. Конечно, частично она шла и от неё. Сначала говорила одно, потом другое. В конце концов, заявила, что её в морге вскрыли. Но каждый медик знает, что при вскрытии органы изолируются, берётся кусочек ткани каждого органа для исследования гистологического.

Моё отношение к этой женщине всё равно будет как к больной, которая пережила тяжёлую операцию. Как к страждущей. Несмотря на то, что она отплатила врачам чёрной неблагодарностью. Со стороны врачей в тот момент было сделано абсолютно всё в высшей степени грамотно с хорошим прогнозом на будущее. Израиль Исаевич выглядит здесь не просто как опытный грамотный хирург, но и мужественный человек, который взял на себя решение продолжать операцию после клинической смерти. Дальнейшее ожидание могло привезти к некрозу кишки. Оттягивая операцию в таких случаях, мы ставим под угрозу жизнь больного. В таких ситуациях и проявляется истинный хирург. Был интересный эпизод в жизни Израиля Исаевича, когда тоже решался вопрос об операции с риском для жизни больной. А без операции шансов на выздоровление вообще не было. Он собрал всех хирургов: что будем делать — и оперировать страшно, и не оперировать — не использовать шанс. Все высказывались полтора часа. Он говорит: «Подумайте хорошо и придите к заключению, а я пойду поработаю». Ушёл. Вернулся через полтора часа: «К какому выводу пришли?» — «Делать операцию». — «Я так уже и сделал». Это был удивительный человек. В нём сочетались ленинградская школа и черты хирурга, прошедшего фронт. Он всю войну был действующим хирургом полевого госпиталя. Людей такой культуры, такой мощи сейчас редко встретишь. И всё, что потом развернулось, грязно. И он принял на себя огонь, несмотря на то что операцию делал его ученик. И ученик сделал всё грамотно, повторюсь. Настоящий интеллигент Израиль Исаевич не отвечал на выпады в жёлтой прессе. Его обидела статья в центральной газете, газете, которую он любил. Он до самой смерти ждал ответа от редактора, но так и не дождался… (Мы намеренно не называем газету, о которой идёт речь. Может быть, наши коллеги ещё принесут позднее покаяние).