Барнаульский пенсионер издал более 30-ти томов литературного наследия писателя-эмигранта Георгия Гребенщикова.

Человек-издательство: на свою скромную пенсию житель Барнаула Александр Фирсов издал 30 томов произведений писателя, уроженца Алтая Георгия Гребенщикова. Правда, в продажу книги не поступили, поскольку выпущены лишь в нескольких экземплярах.

Барнаульский пенсионер издал более 30-ти томов литературного наследия писателя-эмигранта Георгия Гребенщикова.

ДРУЗЬЯ — СОСЕДИ

— Известно, что вашу фамилию не раз упоминал Георгий Гребенщиков в рассказах и очерках, а главный герой романа-эпопеи «Чураевы» носит имя Фирс. Верно ли, что ваши предки были знакомы с писателем?

— Мои предки жили в деревне Выдриха, а Гребенщиковы — в поселке Николаевский рудник, которые отстояли друг от друга в восьми километрах.

— Это, кажется, недалеко от Шемонаихи, райцентра теперешней Восточно-Казахстанской области?

— До 20-х годов прошлого века эти населенные пункты входили в состав Александровской волости Змеиногорского уезда Алтайского округа Томской губернии.

Так вот, род Фирсовых идет от Фурса (после языковой реформы 1710 года — Фирса) и, скорее всего, относился к купеческому сословию. Самый ранний известный мне предок Иван Фирсов, рожденный в 1709 году, московский купец, у которого было два сына: Михаил и Иван — прародитель нашей династии. Иван Иванович Фирсов, живший в 1733—1784 годах, был известным московским художником. Единственная сохранившаяся его картина «Юный живописец» находится в постоянной экспозиции Государственной Третьяковской галереи. Собственно говоря, с поиска этой картины и началось мое увлечение исследованием творчества Георгия Гребенщикова.

— Какая же связь между картиной вашего пращура и судьбой известного писателя?

— В 1971 году я, инженер барнаульского завода «Ротор», собрался в командировку в Москву. Отец поручил мне посетить Третьяковку, чтобы повидать картину Ивана Фирсова. Вскоре он так же загадочно посоветовал мне прочитать в библиотеке имени Шишкова этнографический очерк Гребенщикова «Река Уба и убинские люди». Там-то я и нашел первые упоминания о Фирсовых: «В шести верстах от засека Овчинниковского есть старая очень типичная деревня Выдриха, в которой еще лучше сохранилась старина средневековой Руси. Особые представители крестьянской патриархальности могли бы служить материалом не только для литератора, но и для художника. Это не просто крестьяне, это богатые, умные и умеющие сохранять свое достоинство бояре… Таковы — местный крестьянин А.П. Фирсов, Степ. Ст. Солдатов, Сухоруковы, Санаровы и много других…» Но ведь «А.П. Фирсов» — это же мой прадед Александр Платонович Фирсов! Он имел шестерых детей, в том числе Даниила, моего деда. Дед Даниил перебрался во время коллективизации из Шемонаихи в Барнаул, где через несколько лет в семье его сына Бориса я и появился на свет.

Еще один сюжет, документально связывающий моего прадеда с известным сибирским писателем — собственноручная надпись Гребенщикова на титульном листе первого тома романа «Братья»: «Воспитателю Александру Платоновичу, прототипу моего главного героя, с уважением и благодарностью». Этот томик сейчас находится у моих родственников Фирсовых в Минске.

БЫЛИ И ЛЕГЕНДЫ

— А что гласят семейные легенды?

— Якобы после ссоры с отцом и старшим братом Николаем Егорка (так Георгия Гребенщикова звали в детстве) убежал из дома. Дети прадеда пришли к Александру Платоновичу и заявили: «Егорка из дому ушел. Пусть у нас поживет?» Мой прадед согласился, но все же съездил в поселок Николаевский. Многодетный Дмитрий Лукич, отец Егорки, заметил: «Ежели не мешает — пускай живет. Придет домой — уши оборву!» Так некоторое время Егорка и жил на заимке моего прадеда.

И, наконец, есть версия, что у Гребенщикова с моим прадедом Александром Платоновичем была договоренность не разглашать подлинного имени и фамилии прототипа Фирса Платоновича Чураева до тех пор, пока не наступят в России «праведные» времена. В автобиографической повести «Егоркина жизнь», изданной в 1966 году после смерти писателя, он называет единственным прототипом Фирса Чураева священника Петра Викторовича Серебренникова. Но в последней повести «Отец Порфирий» писатель косвенно поясняет эту мистификацию: «Мечтаю о том, чтоб книга эта как-то и когда-то дошла до Родины моей и не была изъята».

— А верно ли, как мне рассказывал писатель Александр Родионов, что в вашей семье имеется фотография с подписью Гребенщикова?

— Верно, что имелась, но, увы, утеряна. Четверть века назад отец отправил ее по почте Марку Юдалевичу, который вел тогда на телевидении передачи по истории Барнаула. В итоге фотография перекочевала в другие руки, к нам так и не вернулась. Но она была опубликована позднее в «Бийском вестнике». А надпись на обороте стерли еще в 30-х годах, опасаясь обвинений в переписке с гражданином США. Отец помнил, что там был такой текст: «Живу в Америке, на заимке среди скалистых гор. Место так похоже на Алтай». Еще рассказывали, что в годы нэпа Гребенщиков из Америки присылал на родину посылки с вырезками из русскоязычных газет, фотокарточки, салфетки, платочки, а также деньги — «на развитие», например, на обустройство родников. Ничего из посылок, к сожалению, не сохранилось.

ОН БЕЗУМНО ЛЮБИЛ АЛТАЙ

— Георгий Дмитриевич больше 40 лет прожил за границей, но писал в основном о Сибири и чаще всего — об Алтае.

— Он безумно любил Алтай. В мировой литературе, пожалуй, нет больше такого автора, который бы был так сосредоточен на исследовании своей родины. Вообще мне кажется, никто в XX веке так искренне и светло не писал о деревенской жизни, староверах, крестьянах, киргизах (так раньше называли казахов), рудокопах, их трудах и заботах. Чего стоят только эпопея «Чураевы» и «Егоркина жизнь»!

— Недаром же Гребенщикова называли «сибирским Горьким».

— Но Алексей Максимович писал на разные темы, о разных местах России и в Сибири не был. Я считаю, что если мысленно построить деятелей, прославивших Алтай, то в первом ряду вместе с Иваном Ползуновым будет стоять имя Георгия Гребенщикова.

— Недаром и их судьбы схожи. Великий изобретатель парового двигателя находился в забвении около 100 лет. А творчество Гребенщикова было под запретом на родине более полувека.

— В 1982 году, когда в Иркутске издали нашего земляка, казалось, что его имя станет широко известным в России. Но этого не случилось. Поныне творчество Гребенщикова — удел узкого круга исследователей и книголюбов. Даже у нас на Алтае он почти не известен. Прорывом можно считать выпуск в Барнауле два года назад книги «Егоркина жизнь» и в Санкт-Петербурге — «Былины о Микуле Буяновиче».

«ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ» ФИРСОВА

— В фонды Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая полтора десятилетия назад поступила из США часть творческого наследия писателя.

— Да, это бесценный дар. Но я, человек, который издал 30 томов Гребенщикова, по сути дела, отлучен от работы с книгами и документами, которых касалась рука великого писателя. Причины различные, порой лишенные всякого смысла, отговорки. Ни одной работы я так и не смог получить в нашем музее. Пришлось обращаться в Москву, Санкт-Петербург, Киев, Одессу, Сан-Франциско, Висбаден, Красноярск, Томск, УстьКаменогорск, Новосибирск и другие города.

Но сотрудники музея истории литературы, искусства и культуры Алтая в этой работе совершенно не участвуют. Правда, они выпустили в 2002 году единственную книгу под названием «Моя Сибирь» — но у Гребенщикова нет произведения с таким названием.

Сейчас в моем архиве около 10 тысяч документов, связанных с Георгием Дмитриевичем. Из них 370 произведений литературы, 491 публикация о нем, около 900 архивных записок, тысячи писем и так далее. И этот архив пополняется, еженедельно по электронной почте поступает несколько документов. У меня есть адресаты в США, Германии, Англии, Парагвае, Великобритании, Швейцарии. Поддерживаю отношения с книголюбами, музеями, архивами Барнаула, Москвы, Новосибирска, Иркутска, Санкт-Петербурга, Томска, Тюмени, Усть-Каменогорска, Семипалатинска, Шемонаихи, Выдрихи, Ясной Поляны.

— А почему издатели не заинтересованы выпускать книги Гребенщикова?

— Я долго и безнадежно убеждал редакторов издательств и журналов, чиновников в необходимости издания произведений нашего земляка. Но отступился. Потому что их интересуют только коммерция, только сверхдоходы. Правда, в Новосибирске можно издать книгу в два раза дешевле, чем в Барнауле, в Москве — в пять раз, но все равно это огромные деньги.

— А вы не пытались искать спонсоров, добиваться грантов?

— Не хочу лезть в кабалу. Ведь их придется отрабатывать. Да и просить я не умею и не хочу. А также не желаю терять время даром. Сам печатаю текст на компьютере, сам же вывожу на принтер, сам и переплетаю. Обходится такое издание ровно в ту сумму, которую стоят писчая бумага и картридж принтера. В десятки, сотни раз дешевле, чем у издателей! Вот так и тружусь уже восемь лет!

— Вы намерены издать всего Гребенщикова?

— Удивительно, но я не знаю другого русского писателя, который бы написал больше, чем Георгий Дмитриевич. Он же был очень работоспособный, писучий. Поскольку полного собрания сочинений нашего земляка не издавалось, думаю, что это будет не меньше 50 томов. Так что работы предстоит еще очень много, конца-краю не видно.

— Кто те счастливые обладатели изданных вами томов Гребенщикова?

— Друзья, единомышленники, истинные любители творчества Георгия Дмитриевича. Обязательно передаю экземпляры, а в последнее время еще и компакт-диски и дискеты в краевую универсальную библиотеку имени Шишкова. Знаю, что там с ними знакомятся все желающие, без каких-либо ограничений.

— Александр Борисович, на вашей визитке обозначено, что вы являетесь председателем самодеятельного «Общества возрождения истории и литературы Сибири».

— Это общественная, некоммерческая организация, объединяющая единомышленников — исследователей и книгочеев. Среди них хочу особо отметить доцента АлтГУ Татьяну Черняеву, аспиранта МГУ Ольгу Сироту, аспиранта из Санкт-Петербурга Аллу Санникову, доцента Восточно-Казахстанского университета Светлану Царегородцеву, старшего научного сотрудника Усть-Каменогорского краеведческого музея Ольгу Тарлыкову, директора Шемонаихинского краеведческого музея Наталью Харченко и многих других.

НЕЗАВИСИМ ПО ХАРАКТЕРУ

— В «Энциклопедии Алтайского края» написано, что Георгий Гребенщиков «не принял революцию». Так ли это?

— Это вранье! Георгий Дмитриевич не занимался политикой. Он принял революцию 1905 года, считал ее большим завоеванием. А к октябрьскому перевороту относился осмысленней, но без ненависти и категорического неприятия. С болью воспринимал то, что большевики ломали устои русской жизни, все, чем веками жила Россия.

Его приглашали к сотрудничеству на радиостанцию «Голос Америки». Однако Гребенщиков дал понять, что готов рассказывать о России, об Алтае, но без гонорара. В годы холодной войны он выступал против обострения отношений между СССР и США.

— Был ли Гребенщиков эмигрантом в обычном понимании этого слова?

— Пожалуй, нет. Ведь он выехал за рубеж в 1920 году по издательским делам. Мало кто знает и о том, что писатель мог бы вернуться в СССР в 1945 году вместе со скульптором Сергеем Коненковым — так утверждал исследователь творчества Гребенщикова Андрей Изотов. Но по каким-то причинам в последний момент этого не произошло. Скорее всего, из-за его независимого характера.

Георгий Дмитриевич, например, «усыновил» 17 бывших советских соотечественников, которые во время войны попали в Европу и должны были принудительно возвращаться в СССР, где их непременно ждали репрессии. Писатель помог им избежать этого. С одним из его «сыновей» — Стефаном Баскетом я до недавнего времени поддерживал переписку.

Независимость характера Гребенщикова характеризует и такой, например, факт. В Чураевку, где он проживал, должна была прибыть делегация из СССР. Но писатель сделал все, чтобы этого не произошло, полагая, что члены делегации не достойны выступать от имени русского народа, что, скорее всего, они представляют спецслужбы или официальные органы.

Он был очень энергичным человеком. Если можно так выразиться, был сходчивым и до невозможности любознательным. У него имелось много друзей и еще больше знакомых.

Гребенщикову так и не удалось получить хоть какого-нибудь систематического образования. По существу, только церковно-приходская школа, да и то экзамены он не сдавал. Для того чтобы приобщить всемирно известного писателя к сонму образованных людей, ученые пишут, что он был вольнослушателем Томского университета. Но Георгий Дмитриевич оформился вольнослушателем, чтобы беспрепятственно проходить в здание вуза для участия в работе редколлегии журнала. А вот самообразованием Гребенщиков занимался всю жизнь. Много читал, много путешествовал. Обладал титанической работоспособностью. Ради дела мог преступить какие-то запреты. Например, его категорически не пропускали ко Льву Толстому, но он все же добился встречи с великим русским писателем.

Сильно ностальгировал. Поэтому каждая его строка — о родине. Он сравнивал Америку с Сибирью: много схожего видел в освоении земель, в характерах переселенцев, в трудолюбии земледельца.

СВЯЗЬ С РОДИНОЙ

— А с родственниками он переписывался?

— В Петрограде оставались первая жена Людмила Николаевна (урожденная Степанова) с сыном Анатолием. Намечался их выезд за рубеж, но по ряду причин не состоялся. Анатолий пропал без вести в начале войны. Его две дочери — внучки Георгия Дмитриевича — живут в Москве.

Известно также, что переписка писателя с братом Иваном стала поводом для отправки последнего на Колыму. Многочисленные родственники Гребенщикова живут сейчас в России и в Казахстане.

— Вам доводилось бывать на Гребенщиковских чтениях. Как они проходят?

— Особо отмечу атмосферу. Там встречаются люди, любящие его творчество, его земляки, вспоминают, делятся находками, читают произведения. Гребенщиковские чтения (их уже прошло 14), к счастью, избежали коммерциализации.

— Верно ли, что Георгия Дмитриевича выдвигали на соискание Нобелевской премии? Якобы Гребенщиков отказался от Нобелевской премии в пользу Бунина.

— Я этим интересовался. Директор русского архива города Лидса (Великобритания) Ричард Дэвис по моей просьбе переворошил нобелевский архив. Однако подтверждающих документов о его выдвижении не нашел.

— Известно, что Георгий Дмитриевич с перерывами работал в 1912—1913 годах в Барнауле редактором и сотрудником газеты «Жизнь Алтая», правопреемницей которой является «Алтайская правда». Давайте совершим небольшое путешествие по местам, связанным с его именем.

— С удовольствием. Мне удалось установить два адреса, где Георгий Дмитриевич проживал в Барнауле: улица Томская (ныне Короленко), 115. Это рядом с нынешней редакцией «Алтайской правды» — в квартире на втором этаже, окна которой выходят на Покровский собор. Теперешние жильцы, естественно, ничего не знают о Гребенщикове. Другую квартиру он снимал в доме на углу улицы Бийской (ныне Никитина) и Конюшенного (сейчас проспект Красноармейский) переулка.

А вообще барнаульский период в жизни Гребенщикова был насыщен большой творческой работой. Кроме многочисленных газетных публикаций, выступлений с лекциями, издания «Алтайского альманаха» здесь он написал более сотни повестей и рассказов, огромное число очерков о многочисленных путешествиях по Алтаю, Сибири и Европе.