Почти сорок лет ракетные комплексы размещались на территории
четырех районов Алтайского края. Шесть лет тому назад ракеты
сняты с боевого дежурства, шахтные пусковые установки
ликвидированы, оставшиеся от подрыва воронки засыпаны. Зачем их раскапывают?
В редакцию «Алтайской правды» обратился Алексей Нагорнов,
заместитель директора «Алтайагропрода». Он рассказал, что у села
Топольное Топчихинского района ведутся раскопки на месте
расположения бывшей ракетной шахты. Грузят и увозят арматуру,
металл. «А вдруг там радиация и опасно для здоровья?»
Видел раскопки и Николай Мазалов, они решили вместе с Алексеем
Нагорновым предупредить о происходящем. «Металл, поговаривают в деревнях, не стали вывозить в свое время из-за высокой радиации,
пролива гептила». Отнеслась к сказанному скептически: молва. А может, повышенный интерес к раскопкам из-за металла? Почему лишь
сейчас редакция узнает о работах на бывших ракетных площадках?
Николай Мазалов возмутился:
— Да я всю жизнь с зерном проработал: директором совхоза, потом в
«Алтайагропроде». Абсолютно никакого коммерческого интереса у меня к металлу нет. На моей памяти эти шахты начали строить.
Наслышан о радиации, гептиле, на территорию Третьяковского рай
она падали топливные баки ступеней космических ракет. Постоянно
говорили об уровне радиации и когда шла ликвидация. Люди
опасались облучения, хотели знать достоверные сведения и надеялись получить их от журналистов, врачей, ученых, военных.
О снятии с боевого дежурства межконтинентальных ядерных ракет
«Алтайская правда» подробно информировала читателей. Путь
«Сатаны» проследила газета вплоть до окончания рекультивации (см.
первый материал в «АП» за 3 июня 2000 года «Ракеты: что было и чт
о будет» и один из последних за 10 июня 2003 г. «Ракеты: тополек
вместо ШПУ»). Что изменилось?
Ликвидация межконтинентальных ядерных ракет на Алтае началась в ноябре 2000 года. Выводились из эксплуатации и убирались боевые
комплексы с жидкостными ракетами РС-20, а также обеспечивающая их функционирование инфраструктура. Требовали гласности и прозрачности процесса. Говорили о недопустимости секретов: полная
открытость! Только так можно было избежать кривотолков, стрессов,
напряженности.
Владимир Горбачев, который курировал «ядерный вопрос» от Госкомэкологии края (ныне он — заместитель руководителя
Алтайского управления Ростехнадзора), вспоминает, что наибольшее
беспокойство у населения и экологов вызывали работы, связанные с ликвидацией шахтных пусковых установок (ШПУ) методом взрыва, а также с компонентами ракетного топлива, особенно с гептилом.
— Владимир Николаевич, а вдруг джинна из бутылки выпустили? И там… опасность.
— Практически невозможно. Боеголовка изымалась в первую очередь,
увозили ее сразу. Токсичное вещество из баков было выкачано,
перелито и перевезено по железной дороге. Металл взрывом
выворачивало наружу, 98 процентов его вывезено военными. Он очень
дорогой и терять либо переадресовывать его из военного ведомства
не было смысла, — говорит эколог.
— Тоже слышал, что копают в местах, где находились ШПУ,
вытаскивают остатки металла. В земле осталась медьсодержащая
мелочь (по сравнению с тем, что разрезано и увезено сразу после
подрыва): кабель, жилы, их находят, сдают.
На вопрос: «Нормально ли, что сейчас копают?» — ответил коротко:
— Теперь это может беспокоить лишь землепользователей.
Звоню Александру Григорьеву, главе администрации Топчихинского
района. «Что касается радиации, понимаю все эти тонкости, угрозы
экологическому состоянию не вижу». Озадачивает меня все это, ведь
не где-нибудь на Луне роют, на территории района, неужели земля
осталась за военными? Более полутысячи гектаров (в общей
сложности в районах) были переданы во временное пользование
Минобороны, в частности, РВСН (Ракетным войскам стратегического
назначения). А потом, когда произошла ликвидация, воронки
засыпали. Что стало с землей? «Военные передали ее после временного
пользования», — поясняет Владимир Горбачев. У него целое досье на ШПУ. Например, площадка 378/8, где размещался пункт управления
полетом (ПУП), матка, как еще называли ее в народе, 15 июля 2002
года руководителем комитета по земельным ресурсам и землеустройству Топчихинского района Н. Уразаевым подписан
документ. Земля пригодна под пастбища. Переданы и другие площадки
в этом районе — 378/34, 378/81, 378/82, 378/83, 378/85, 378/86.
Может, чего-то не понимаю? Может, это вовсе не те документы, или
уже они не действительны?
Едем к бывшей шахтной пусковой установке, о которой сообщили
читатели (N 378/34). На подступе к ней расчищен снег. Разбитая
техникой колея. У глиняной насыпи — массивные куски металла.
«Такую тяжесть на лошадке не увезешь» — первое, что приходит в гол ову, когда вспоминаешь чей-то довод: «Нужно дать людям
заработать. Жизнь, сами понимаете, какая». Да, чтобы погрузить
эти металлические болванки, нужна мощная техника, за услуги
которой не уплатить, например, селянину, который мышковал по окрестным полям, подбирал обрывки кабеля, отброшенные взрывом.
К раскопанной на десять метров вглубь яме ведут узкие шурфы: по кабелю искали засыпанную при рекультивации шахту. Видимо,
работают здесь люди, знающие размещение ракетных «стаканов». Иван
Горбачев, младший научный сотрудник лаборатории экологической
биогеохимии Института водных и экологических проблем Сибирского
отделения Российской академии наук, спускается в яму, делает
замеры дозиметром СРП-68−01. Именно такой аппаратурой измерялся
радиационный фон после подрыва ШПУ и перед рекультивацией. На дозиметре высвечиваются данные: 12−14 микрорентген в час.
— Нормальный фоновый уровень, — поясняет молодой ученый.
Теперь о том, что касается версии о зараженности местности
гептилом. Напомню, что до того, как начинались работы по ликвидации, проводились заборы проб почвы, растительности. После
выемки ракеты, слива топлива опять брали на анализы почву и повторяли эту процедуру. После подрыва вновь все анализировалось.
Официально сообщалось: ситуация штатная. По размокшей на весеннем
солнце скользкой глине пытаемся обойти ямы. Солидно нарыто. Едем
дальше. Через несколько километров еще раскопано. Земляные кучи
поменьше. Сворачиваем с трассы на бетонку, проложенную к шахте N 378/33. У обочины — «Волга», вдалеке — японский экскаватор. Кто
там? Тишина.
Может, в селе Раздольное что-то прояснят, недаром говорят, что
народ все знает. Останавливаем местных парней.
— Ваши односельчане на хлеб зарабатывают? — спрашиваем их,
объясняя, где ведутся раскопки.
— У нас такой техники нет, — обижаются молодые люди.
— А поля чьи?
— Поля наши. Еще осенью, когда семечки молотили, обратили
внимание, что по новой разрывают землю. Кто занимается —
предприниматели, военные, нам не докладываются. Наверное, секрет.
Всякое говорят. Идем в сельсовет. Заместитель главы подтвердила:
«Копают». Был сигнал, поехали посмотреть, но тоже никого не застали. Видно, что заместитель главы не готова к разговору: мы ведь приехали без предупреждения, а глава Ю. Морозов в тот день
был в отъезде. А может, и нечего заму говорить? «Когда шла
ликвидация ракет, народу все объясняли, а сейчас молчим», —
говорю в пространство, вздыхая. Ольгу Анатольевну задели за живое эти слова.
— У поселка Крутой Лог проверяли, стояла техника военных. Они
законно работали, но не успели закопать. Кто разрешил, почему об этом-то народу не сказать? У кого голова должна болеть, как не у власти: оставят ямы, ведь так или иначе зададут вопросы?! С трудом верится в то, что уберут за собой «искатели алмазов»,
засыпят канавы, проведут земляные работы, сделают рекультивацию.
Неужели такая бросовая и никчемная эта земля?! Или забыта
принципиальная позиция, которую занимал край, когда требовали
организовать качественную рекультивацию? Говорилось даже о том,
чтобы травку посеять, деревья посадить. Кстати, в «Алтайской
правде» за 17 октября 2001 года опубликовали снимок с подписью:
«После подрыва ШПУ была огромная воронка». На фотографии: засыпан
ная землей яма. Если бы травку и деревья посадили там, сейчас бы молодой лес копатели валили…
Не идет из головы встреча в сельсовете. Не в правилах, видно,
теперь ставить сельскую власть в известность о том, что на его
территории будут работать с землей. Даже представителя власти,
заместителя главы не удостаивают ответом, когда она спрашивает:
«Кто давал разрешение? Что за работы проводите?» Хотя территорию
сельсовета никто не отменял.
Зачем хоронить добро: цветмет, кабели, металл… Это первое, что
думает человек с практической жилкой. Может, и нужно было сразу
вынуть все ценное и только потом проводить земляные работы,
рекультивацию? А у нас иной порядок: закопали, потом раскапываем.
Будь то асфальт или ямы из-под «Сатаны». Ничем не оправданная
поспешность. Именно она лезла тогда, во время ликвидации ШПУ, во все щели. Слишком ориентирована на Вашингтон была внешняя
политика. И когда зашла речь о реализации Договора о сокращени и стратегических ядерных вооружений, как-то начали быстренько и старательно исполнять и даже форсировать процесс. Американцы
контролировали нас, а у себя наверняка лошадей не гнали и аккуратнейшим образом подошли к проблеме. Вновь понимаешь, что
очень к нам подходит и верно характеризует ставшая крылатой
фраза: хотели как лучше, а получилось как всегда. От «Сатаны"-то
избавились быстро, а теперь слышу, что вроде поторопились с ликвидацией. Мужику сельскому, который за долгие годы сжился с
«Сатаной», когда добро взрывали, видимо, досадно было: такие
мощные эти «стаканы» — и псу под хвост. Не отстояла российская
сторона вопроса местного значения. Например, чтобы оставили шахты
Алтаю, не взрывали эти грандиозные, капитальные сооружения. Их можно было использовать, например, как емкости. Не под квашеную
капусту просили — для захоронения токсических отходов и запрещенных к применению ядохимикатов. Сколько с ними бьется
край, старается определить за большие деньги на чужие полигоны.
Можно было шахты отдать под скотомогильники. Все в них было
предусмотрено, в том числе сделана полная гидроизоляция. Яды и всякая дрянь не проникли бы в подземные воды, чем сейчас, увы, не похвалимся. Кстати, с предложением оставить шахты для
эксплуатации в мирных целях край выходил в Минобороны. Ответ
один: альтернативы ликвидации, кроме подрыва, нет. И что сейчас?
Получается, что после драки кулаками… Но не дает покоя вопрос:
почему все нелепо складывается? Говорим одно, делаем другое. С одной стороны, требуем гласности, с другой — лукавим, умалчиваем.
Стыдно перед читателями, которых убеждала, что не будет военных
секретов, связанных с ликвидацией ракет. И вот эта ситуация. На каком уровне все это делается, раскапывается земля, вынимается
металл, прочее? Если, как говорится, на государственном, чтобы
хоть как-то компенсировать краю за долголетнее квартирование ШПУ
— так сказать, плата за моральный ущерб: поживи-ка рядом с
«Сатаной». Это один вопрос. Совершенно другой, когда промыслом
заняты частные фирмы: богатенькие нанимают мощную технику в акционерной компании и роют золотую жилу. Ну не грибы же они ищут?
Кто проследит, чтобы привели площадки в порядок? По закону ли то,
что происходит сейчас на бывших ШПУ? Кто именно давал «добро»
копателям? А может, поступили правильно? Почему эти вопросы не интересуют правоохранительные органы?
Мнение
Александр Пузанов, профессор, доктор биологических наук,
заместитель директора по науке Института водных и экологических
проблем Сибирского отделения Российской академии наук:
— Все эти территории были в свое время рекультивированы в рамках
российско-американского договора. Институт отработал все
площадки, где расположены шахтно-пусковые установки. Проведены
комплексные экологические обследования на ракетное топливо
(гептил), по всем ГОСТам, которые требовались. Ни на одной ШПУ в почве не было зафиксировано повышенной радиации. Не обнаружены
тяжелые металлы и ракетное топливо. Экологическая и биогеохимическа Ученый считает, нужно посмотреть с правовой точки
зрения на территорию, которая была рекультивирована в рамках
международной договоренности. Несанкционированно раскапывают?
Какая организация имела право давать разрешение на такого рода рас
Из интервью Александра Щепачева, начальника экологической службы
Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения,
«Ракеты: на посту военные экологи» («АП» за 24 мая 2001 года)
«На всех этапах вывода из эксплуатации боевых ракетных комплексов
организован экологический контроль. Это необходимо для того,
чтобы оценить возможное содержание в почве компонентов ракетного
топлива (и продуктов их превращения), тяжелых металлов, неф
тепродуктов и радионуклидов, а также не допустить, чтобы они
попали в газопылевое облако при взрыве ШПУ. Привлекаются
научно-исследовательские организации Москвы и Алтайского края.
При их выборе учитывался опыт работы, а также наличие
аккредитации в о бласти проводимых исследований».
Яков ИШУТИН, начальник Главного управления природных ресурсов:
«Все площадки должны быть приведены в полный порядок, чтобы
селяне могли использовать их. Когда это будет, не берусь
утверждать, потому что сроки рекультивации уже были нарушены и согласован другой график. Как бы не получилось так, что на земле
остану тся большие шрамы. А ведь для того, чтобы сделать все как
положено, нужны значительные средства, которые, полагаю, краевой
бюджет не осилит. Мы ставим вопрос четко перед всеми, кто
занимается ликвидацией ракетных комплексов. Следует завершить
работу п о рекультивации площадок как положено и сдать землю для
дальнейшего использования». («Алтайская правда», 22 ноября 2001
г.).
Только факты
Почти 164 пробы почвы весом в полтонны перевезли с мест
ликвидации ракет в лаборатории Москвы и Горно-Алтайска. Люди
интересовались, что будет с арендованной землей? Говорилось о намерении не принимать землю до тех пор, пока на всех 30 бывших
ШПУ (особенно там, где были маточные установки) не заделают
карьеры, из которых военные выбрали огромное количество грунта на под «Руководители края контролируют выполнение договора.
Например, Александр Назарчук, председатель краевого Совета
народных депутатов, улетая в Москву на очередное заседание Совета
Федерации, вновь интересовался ходом рекультивационных работ».
(«АП» за 1 7 октября 2001 г.).
Людмила Извекова, газета "Алтайская правда", 06.04.2007
