Как Порошенко при мне избрали

Несколько дней назад Константин Емешин сильно переживал, что не увидит реалий выборов на Украине. Естественно, чужой пересказ вряд ли может заменить личные впечатления, но чтобы хоть как-то компенсировать боль утраты такой возможности, я возьму на себя смелость рассказать о своей поездке в составе миссии EPDE.

Повествование будет состоять из трех частей:

первая – шпионский триллер. О том, как миссия готовилась, как едва не сорвалась, как я переходил границу и чем оказалась полезна российская Госдума;

вторая – содержательно-прикладная. О том, как проходили выборы, как и кто за ними наблюдал и что заметили;

третья – философская. Обо всем. Самая важная.

Если какая-то часть вам неинтересна, то смело переходите к следующей.

И еще одна оговорка, которую мне кажется важным прояснить с самого начала. Я буду писать только об Одессе и Одесской области, в которых работал, и только о том, что увидел непосредственно я или мои коллеги по одесской миссии, которым я безгранично доверяю.

Часть 1. Миссия невыполнима

9 мая началась запись кандидатов в официальные международные наблюдатели на выборах Президента Украины от EPDE. EPDE (Европейская платформа за демократические выборы) – организация, созданная более чем десятком общественных организаций, занимающихся мониторингом выборов, из разных стран Европы. В России соучредителями стал «ГОЛОС», который вместе «Сонаром», «Гражданином наблюдателем» и другими организациями взял на себя работу по набору желающих поучаствовать в главных выборах 2014 года.

За неделю до выборов анкеты заполнили и отправили в украинскую Центральную избирательную комиссию (ЦВК) более 800 человек. По-моему, эта гигантская цифра несколько напугала организаторов выборов, которые безумно боялись провокаций, и они решили от греха подальше перестраховаться и отказать EPDE в аккредитации. Это случилось во вторник.

Однако, Украина даже в нынешнем состоянии, гораздо больше похожа на правовое государство, чем Россия, и в среду украинский суд признал решение ЦВК незаконным. В четверг избирком должен был на заседании решить вопрос об аккредитации, но перенес его на вечер пятницы. К тому моменту на Украину летело и ехало несколько сотен наблюдателей из разных регионов России.

Я вылетел в пятницу утром из Барнаула в Москву. Аккредитации не было. Накануне вечером прислали какую-то странную бумагу от украинской организации «Третья украинская республика», которая должна была сыграть роль официального приглашения. Я ее распечатал и положил в папочку с другими документами, которые готовился представить на границе. Но уже по прилету в Домодедово узнал, что эта бумага действует на украинских пограничников как красная тряпка на быка и с ней на границе разворачивают всех поголовно. Аккредитации ЦВК по-прежнему не было, как и времени сомневаться.

Уже находясь у выхода на посадку, я довольно громко общался с координаторами на Украине, пытаясь выяснить, как мне преодолевать границу, и распугивая пассажиров. Девушки на стойке регистрации, пограничники, стюардессы – все вокруг смотрели на меня как на человека, отправляющегося чуть ли не в Афганистан или Сомали, а не в солнечную приморскую Одессу (кстати, примерно также вели себя и мои знакомые, когда узнавали, куда я собираюсь). Когда я вышел на трап в одесском аэропорту, мне показалось, что они недалеки от истины – прямо у самолета стояли солдаты с автоматами.

Естественно, что по прилету в Одессу меня без аккредитации тут же развернули и посадили на тот же рейс, но в обратную сторону. Так как я думаю, что мало у кого есть опыт депортации из чужой страны, я немного остановлюсь на процедуре (а вдруг и вам сгодится?).

Когда ты подходишь к кабинке пограничника, он забирает у тебя загранпаспорт и просит подождать на скамеечке. После этого с тобой начинают беседовать: зачем прилетел и чем докажешь? Доказать я мог только своими честными глазами, которые доверия у одесских пограничников явно не вызывали. Поэтому они пригласили представителя авиакомпании, передали ему мой паспорт и попросили поскорее отправить меня восвояси. Представитель S7 отвез меня к самолету, отдал мой паспорт экипажу, а стюардессы встретили меня уже как родного. Их профессиональные широкие улыбки, которые впервые за многочисленные полеты, стали вдруг еще и искренними, фактически гарантировали, что на обратном пути я могу вытворять практически все, что угодно, и это все равно будет воспринято экипажем благосклонно. Они радостно со мной общались, рассказывали о своей работе, спрашивали, зачем я лечу на Украину и никак не могли взять в толк, на кой черт я трачу собственные деньги, чтобы понаблюдать за выборами в чужой стране вместо того, чтобы пойти на пляж. После приземления мне провели экскурсию по самолету с заходом в кабину к пилотам (детская мечта сбылась благодаря пограничной службе Украины). Когда за мной пришел российский пограничник, я был удивлен еще больше, поскольку это был первый добродушный российский пограничник на моей памяти. Я вдруг почувствовал, что примерно так должны были бы встречать в аэропорту Штирлица, вернувшегося с задания. Он буквально за руку провел меня сквозь все очереди до границы, вручил паспорт и поздравил с возвращением на Родину. Его взгляд словно вешал орден или как минимум медаль мне на грудь. Девушка, сидящая в будке, не была наслышана о моих приключениях, и видимо оттого не очень хотела пускать меня обратно в Россию, совершенно обоснованно задаваясь вопросом, каким образом я успел за 5 часов слетать на Украину и вернуться обратно.

К тому моменту, как я прошел российскую границу, ЦВК предоставил нам аккредитацию и я пошел покупать новый билет до Одессы на рейс, который должен был вылетать на следующее утро. Рейс был тот же, экипаж тот же (наверное, излишне писать, что когда я поднимался по трапу, они уже готовили набор шуток о моем новом полете и перспективе лететь с ними четвертый раз). Девушка-пограничница несколько ранее вновь удивилась, почему я пересекаю границу в третий раз за сутки. Я по неосторожности ляпнул: не исключено, что не последний и подвис на границе минут на 20, пока не выяснилось, зачем все-таки я туда лечу (девушка кому-то звонила и взволнованно что-то шептала в трубку, но взаимности, видимо, не добилась и выпустила меня из России).

Уже сидя в самолете, я думал, как буду убеждать пограничников пропустить меня, поскольку аккредитация была только в ЦВК, а на руках никакого подтверждения не было. Наоборот, был паспорт, по которому вчера уже депортировали. И лишь увидев последних пассажиров, входящих в салон, сердце радостно затрепетало в предвкушении черноморских пляжей, прекрасных одесситок и увлекательного путешествия в загадочный и пугающий мир украинской политики – в самолет зашли Илья Пономарев и Дмитрий Гудков. Два депутата Госдумы со своими помощниками разместились на соседних креслах, а разговором об украинской политике дали повод встрять и попросить защиты российского государства от злых церберов, стерегущих ворота одесского рая. Господин Пономарев на выходе из самолета любезно забрал мой паспорт, положил его в стопку паспортов делегации Госдумы и таким образом, а также при поддержке губернатора Одесской области на телефоне и пары телекамер, ожидавших его в аэропорту, провел координатора «ГОЛОСа» в Алтайском крае на землю обетованную.

К сожалению, счастливчиков подобных мне оказалось совсем немного: из 800 подававших заявки на участие в миссии, границу преодолели едва 200 человек. Из Алтайского края я, кажется, был один.

В заключение этой части хочу предупредить, что если вас однажды депортируют, то это будет происходить в счет обратного билета. Если вы вдруг решитесь на следующий день вновь прорываться через границу и вам это удастся, то билет обратно придется покупать снова.

Часть вторая. Мэр важнее президента

Накануне дня голосования все местные участники электорального процесса были на нервах – они были практически убеждены, что будут провокации. Поэтому украинские наблюдатели из «ОПОРы» и «Комитета наблюдателей Украины» рекомендовали нам не ездить по участкам самостоятельно, а держаться вместе с ними. Однако это не очень соответствовало методике «ГОЛОСа» и нашему пониманию миссии независимых международных наблюдателей, так что в день голосования мы преимущественно этими рекомендациями пренебрегли. В составе одесской миссии было 16 человек, которые разбились на пары и взяли еще по водителю, который также в случае необходимости должен был выполнять роль переводчика (переводчики пригодились, когда пришлось заполнять копию протокола на украинском, но в целом члены УИК над нами из-за переводчиков откровенно потешались, задавая в своей одесской манере вопрос с какого на какой они переводить будут, поэтому на третьем участке «переводчикам» было строго запрещено вообще нос показывать из машины). Миссия разделилась: часть осталась ездить по участкам в Одессе, а часть поехала по селам. Я решил двинуться в сторону границы с Приднестровьем. Если и ждать провокаций, то именно в той стороне. Однако все было спокойно, как на кладбище. И это отчего-то радовало. Оказалось, что еще два наших экипажа двинулись примерно в том же направлении, там же курсировала миссия наблюдателей из Канады и здоровенная делегация ОБСЕ

Такого наплыва официальных иностранных лиц этот район явно не ожидал. Председатели УИК были несколько удивлены.

В целом выборы прошли чисто. Официальное заявление нашей миссии можно увидеть здесь. Поэтому я коротко остановлюсь на том, что мне кажется основным.

Очевидно, что выборы проводились в экстремальной обстановке, а оттого были не до конца подготовлены. Кроме того, ощущался явный дефицит финансирования. Ни на одном участке не было не то что компьютера, ксерокса, принтера, но даже установленного законом количества ящиков для голосования. Все председатели УИК говорили, что их просто нет в нужном количестве.

Недофинансированность сказалась и на явке: в сельской местности один участок приходился на три-четыре села, расстояние между которыми иногда достигало 15 – 20 км. От каждого села до УИК ходил бесплатный автобус. Но всего один раз в день. Утром. А утром на селе не до выборов – хозяйство является первоочередным. Поэтому из сел с численностью избирателей в 100 человек на автобусе приезжало иногда три, иногда семь человек, редко больше 10. Можно было бы пустить автобусы несколько раз в день. Но денег не было даже на бензин.

Правда, на явку негативно повлияло еще и отсутствие кандидата, за которого были бы готовы проголосовать многие. Большинство из тех, кто был там представлен, не очень-то устраивали даже пришедших на выборы.

Вторая проблема – слабая обученность членов УИК. Особенно это проявилось на этапе подсчета голосов. С процедурными моментами были явные проблемы. Что и в каком порядке считается и когда эти данные заносятся в протокол – было совершенной загадкой и для членов комиссии, и для наблюдателей.

Наблюдатели, кстати, были почти исключительно от двух кандидатов: Порошенко и Тимошенко. Уживались мирно, вместе ходили курить, беседовали, на подсчет голосов практически не обращали внимания.

И, надо отметить, могли себе позволить такую роскошь, поскольку комиссии, хотя и не знали, как именно нужно считать, искренне старались посчитать все по настоящему, честно. То ли осознание важности исторического момента влияло, то ли тот факт, что все комиссии комплектовались кандидатами в президенты, а роли внутри распределялись жребием. Скорее всего, оба фактора были важны.

Из позитивного стоит отметить ряд законодательных особенностей, которые мне понравились. Во-первых, очень легко была решена проблема с выездным голосованием, которое всегда вызывает тревогу в России. Ящик для голосования ехал только к тем, кто мог заранее справкой подтвердить свою неспособность прийти на участок самостоятельно. Во-вторых, не было никаких дополнительных списков избирателей. Все списки печатаются заранее типографским способом за несколько дней до выборов и присылаются в УИКи. После этого вносить в них изменения можно только по решению суда. Это значит, что каждый ответственный избиратель должен заранее убедиться, что он есть в списке. Если он обнаружит свое отсутствие в день голосования, то ему не поможет уже никто – проголосовать он не сможет. Понравилось также, что на участках висят не просто сводные данные с биографией кандидатов и информацией об их собственности, но их предвыборные программы. Правда, это занимает довольно много места.

Интересно, что милиция не имеет права вообще заходить в помещение для голосования, а сидит на улице. Иногда совершенно восхитительная милиция, надо признаться.

После завершения подсчета и изготовления протоколов и копий, документы отвозятся в окружную комиссию – одну на несколько сотен УИК. И там они уже считаются до победного конца, каковой (конец имеется ввиду) наступает очень нескоро, поскольку слабо подготовленные комиссии делают совершенно глупые ошибки. Но ОИКи работают очень корректно – переписывания протоколов замечено нами не было. На нашем участке, кстати, победил Порошенко, набрав почти 60 % голосов.

В этом плане выборы в сельских районах Одесской области были одними из самых скучных на моей памяти (а наблюдаю я с 2003 года, кажется). В Одессе, говорят, было повеселее и явка была больше. Объяснялось это тем, что там выбирали мэра, а мэр для одесситов человек во сто крат более важный, чем президент Украины. Вот там действительно была борьба, а на участках сидело по 20 и более наблюдателей. Одесситы 25 мая в реальности шли выбирать не Порошенко, а главу города. Одесса для них важнее Украины. Одесса вообще важнее всего. Но это уже для третьей части.

Часть третья. «Слепота» по-одесски

У одного из моих любимых писателей Жозе Сарамаго есть роман «Слепота», действие которого происходит в городе, где в один момент все жители слепнут. На фоне бедствия наружу выходят все человеческие пороки. А прозрев, жители города, не сговариваясь, решают никогда больше тему этой странной эпидемии не затрагивать.

Кажется, такой же Слепотой для Одессы стали события 2 мая в Доме профсоюзов. Я ехал на Украину, искренне рассчитывая разобраться в этой истории. Не получилось. Совсем. Одесситы просто не хотят об этом говорить. Если и начинают, то говорят медленно (что совсем не типично), явно подбирая каждое слово, а едва увлекшись, тут же себя останавливают. Версии событий разные, прямо противоположные: кто-то говорит, что Дом подожгли футбольные фанаты, кто-то говорит о странных людях в камуфляже на крыше здания, которые начали стрелять, когда начался пожар, не давая подойти тем, кто хотел спасти людей в Доме профсоюзов.

Кажется, этот «заговор молчания» возник именно потому, что сама Одесса-мама не понимает, что случилось с ее детьми в тот день. И для того, чтобы не накалять страсти, обычно разговорчивые одесситы молчат. Молчат, чтобы сохранить свой миллионный город, в котором все общаются друг с другом так, будто знакомы десятки лет. Молчат, чтобы сохранить то настоящее местное сообщество, которое, как кажется, на постсоветском пространстве реально существует только в Одессе и еще, возможно, в Петербурге. Молчат, чтобы был шанс разговаривать друг с другом на более важные, чем политика темы.
Одесситы молчат и поступают мудро. Они не уверены в том, что знают, что же произошло. В отличие от моих соседей, которые каждое утро под моим окном, открыв очередную бутылку настойки боярышника, обсуждают события на Украине, ни разу там не побывав и проживая в тысячах километров от реальной украинской жизни.

Нам бы всем сейчас помолчать…