«Негде выступить с хлестким писательским словом…»

Страсти вокруг ликвидации «Алтайского дома литераторов» (АДЛ), который с начала 2015 года реформирован в отдел литературных и издательских проектов Алтайской краевой универсальной научной библиотеки им. Шишкова, разгорелись в медийном пространстве еще полгода назад. Писатели пытались доказать властям и общественности, что структура была важна не только как пристанище для молодых и состоявшихся авторов, делившихся друг с другом наработками и получавшими профессиональную критику, но и как важное звено популяризации русской и, в первую очередь, алтайской литературы, в том числе среди молодежи.

Казалось, с закрытием АДЛ шумиха утихнет и литераторы вынуждены будут приспособиться к новым условиям. Так произошло лишь отчасти: несколько дней назад бывший заместитель директора «Алтайского дома литераторов», руководитель краевой писательской организации Анатолий Кирилин разместил в своем Facebook открытое письмо к властям с просьбой пересмотреть свое решение и обратить, наконец, внимание на алтайскую литературу. Это дало ИА «Банкфакс» повод поговорить с ним о принципах работы АДЛ и перспективах существования организации в нынешних реалиях, о современных классиках литературы и молодой поросли, о том, почему некоторые издаются сами, в то время как другие вынуждены ждать помощи от государства.

— Анатолий Владимирович, почему именно сейчас появилось это открытое письмо, ведь, казалось, ситуация дошла до логического завершения еще полгода назад?

— Потому что мы исчерпали все возможности. Мы же не молчали все это время — мы обращались к людям самого высокого уровня и получали отписки, а чаще всего — молчание. Мы понимаем, что есть очень серьезная причина для так называемой оптимизации — это неважное, мягко скажем, финансовое положение в стране и на Алтае. Сейчас вот пугают тем, что отберут льготы у ветеранов и пенсионеров… Как-то даже и стыдно требовать чего-то в такое время. И мы сами вторым сознанием понимаем, что это не картошка, без которой не проживешь, не кусок хлеба. И тем не менее литература — оружие длительного действия, без которого приходит бездуховность, отсутствие глубоких знаний, отсутствие любви к книге…

Я хорошо помню выступление нашего крупного ученого Капицы. В то время Интернета не было, но было телевидение, которое транслировало множество образовательных программ. Он высказался по этому поводу: «У меня есть масса знакомых академиков, но ни один из них не учился по телевизору — все в руках держали книгу». Я думаю, это касается и различных электронных средств сегодня, в том числе и Сети.

Кстати, об Интернете. Я туда хожу, потому что газет нет. Хорошо, что я работаю в библиотеке — здесь самое большое количество подписных изданий. Но нет времени на это. Зато можно открыть Facebook, посмотреть новости, отсеять важное. Из последнего меня потрясла одна картинка — табличка на школьном кабинете: «Русский язык и лЕтература». Представляете, директор, завуч, ученики мимо ходят. Видно, что это не подделка. Ну куда дальше? Буква «Е» в слове «литература» скажется в совсем других, более масштабных областях науки, я уверяю.

— Насколько большого финансирования вообще требует «Алтайский дом литераторов»?

— Насколько я знаю, годовой бюджет был около 2 млн рублей. Мы, конечно, не финансисты, и я повторю, что мы понимаем: человеку в первую очередь нужно есть. Но с другой стороны, вокруг Дома литераторов столько людей было объединено, у нас есть литобъединения, они приезжали к нам, мы устраивали общие встречи… В 2012 и 2014 годах выигрывали гранты на командировки, потому что бюджетные расходы по этой статье свелись к нулю. Но это обернулось проблемами — бухгалтера содержать на эти деньги мы не могли, средства выделялись только на проезд и проживание. Тюрьма проявила интерес к Году литературы — четко у них по четвергам машина ждет, группа писателей едет выступать перед заключенными. Что, они большие средства на это тратят?

Не так давно по моим меркам 1 сентября объявили Днем знаний. У нас сперва не хватало писателей, чтобы во всех школах города прошли тематические встречи. А за последние три года я выпросить не могу ни одного часа ни в день, ни в неделю знаний. Причем отказы толком не объясняют: «У нас музей, у нас программа, у нас запланировано все заранее». Они же знают, что писатель — это носитель особого уровня культуры, особого интеллекта, взгляда на жизнь. И это, опять же, никому ничего не стоит.

На последнем съезде Союза писателей России одним из самых здравых предложений от Ларисы Барановой-Гонченко — секретаря правления — прозвучало восстановить бюро пропаганды художественной литературы. Это было лучшее изобретение в недрах писательских организаций. Писатель получал минимальные деньги, но главное — встречался с людьми, рассказывал о литературе и сам набирал материал. Лучшие встречи были у бороны, у полевого стана. Нас там кормили бешеными порциями. В «красных уголках» скотных дворов выступали. Народу собиралось больше, чем в библиотеке.

Что скажешь, все было, было, было. Сегодня поднимаешь эти вопросы, а в ответ: «ты же старый, сейчас время другое». Получается, мы сегодня не творцы времени. Мы идем по задам, испытывая на себе какие-то выкрутасы истории, но вмешаться в нее никак не можем.

В 2009 году ныне покойный руководитель писательской организации Орловской области Геннадий Попов был у нас на Алтае на Шукшинских чтениях. Он поведал нашему губернатору о том, как на орловщине живут писатели — получают зарплаты или стипендии. На это губернатор ответил: вот когда я послужу столько, сколько Тулеев или ваш Строев, то и у нас писатели будут жить не хуже. Мы, конечно, верим своему губернатору, но как-то с этим делом пока не получается.

— Что же такое «Алтайский дом литераторов» и каковы его функции?

— Фактически он перенял функции еще советского Дома писателей с некоторыми уточнениями. В его работе могли принимать участие не только члены писательской организации, но и люди со стороны — так мы создавали писательский резерв. Не так давно приняли шесть молодых людей — в основном поэтов — в Союз писателей. Они сегодня вынуждены работать, чтобы прокормить себя и свои семьи. Они не могут принимать активное участие в нашей работе, но этого и не требуется. Писатель должен выдавать качественный литературный продукт, все! А Дом литераторов обеспечивает литературную среду — поездки, встречи, общение.

Дом литераторов выполнял издательские функции. Через нашу бухгалтерию распределялись средства, мы назначали редакторов и т. д. Статус краевого автономного учреждения позволял не участвовать в аукционах по изданию книг. Сегодня, лишившись этого статуса, мы сразу проиграли конкурсы на издание двух крупных книг из серии «Алтай. Судьба. Эпоха» — книги о Михаиле Калашникове и Германе Титове ушли в Воронежскую типографию. То есть, мы отдали наши деньги для содержания рабочих мест за пределами края. Да, деньги вернутся к нам книгами, но у нас же есть свои серьезные мощности.

Объем работы был очень большой, особенно если учесть, что в штате было фактически три с половиной человека за исключением бухгалтеров и технического персонала. А сейчас в «Алтайском доме литераторов» расположен хоспис и умирают люди, вместо того, чтобы там цвели музы.

— Полгода назад Иван Мордовин поспорил с вами и с его подачи возникло подозрение, что закрытие Дома литераторов может быть вызвано политическими причинами. Так ли это?

— Иван Мордовин в творческом плане — мое дитя, хоть и мой ровесник. Поэтому я не стал бы комментировать это происшествие. Там фактов не было, одни измышления.

— Вы упомянули молодую поросль. Кроме того, на Алтае пишут и издаются Михаил Гундарин и Владимир Токмаков, но тесной связи с «Алтайским домом литераторов» они не имеют. Почему у них получается?

— Как это не имеют тесной связи? Токмаков был одним из победителей краевого издательского конкурса, несмотря на то, что не является членом Союза писателей. Гундарин — сам член комиссии издательского конкурса. Дом литераторов привлекает их постоянно. Более того, их организация едва ли не в большем составе, чем мы, едет на Шукшинские чтения — Гундарин, Николенкова и Токмаков.

Хочу отметить, что у нас отличные отношения, помимо писательских, и с Гундариным, и с Токмаковым — мы приятели. Но иногда они не думают, что творят. Очень много несправедливых выступлений по поводу журнала «Алтай» было организовано тем же Гундариным. А мы бы, может, хотели однажды объединиться в какую-то единую писательскую ассоциацию. Потому что нас ничто не разделяет, кроме подхода. И это нормально. «Пусть цветут все цветы», говорил Конфуций. Но когда я этот вопрос на нашем писательском собрании задал, наши члены выступили против — вспомнили. Потому что чем-то потерей позиций журнал «Алтай» обязан и им. Я же человек не злопамятный. Но и забывчивым быть нельзя.

Нет у нас никакого противостояния, нет антагонизма. В чем разница — это уже разговоры литературоведческие, они уходят глубоко. Например, Александра Строганова Гундарин причислил к русскому модернизму, я считаю, что это пост-модернизм… Но сейчас нет в чистом виде ни модернизма, ни пост-модернизма, ни реализма — нужно просто писать хорошо. А есть литературная эквилибристика. Вот для чего нужно литературное воспитание — чтобы отличать зерна от плевел. Чтобы люди понимали — вот это Бунин, а вот это Токмаков. Что лучше — пусть выберет сам читатель — может, в какую-то минуту ему Токмаков ближе. Но так написать рассказать о деревенской жизни, как Бунин, он не сможет. Нет ничего лучше русской традиционной литературы Золотого и Серебряного века.

— В этом и есть различие? Краевая писательская организация стоит на почвеннических позициях, а Токмаков и Гундарин — на позициях пост-модернизма?

— Нет, это не так. Вот есть художники-авангардисты — мои друзья и знакомые. Пишут картины хорошо, но не пробивают. А есть Юрасов — тоже авангардист, и он сумел до меня донести то, что не сумели другие. А стиль один — стиль не мой. Оказалось, что и ему мои книги нравятся. Он прочитал так, как я писал для своего читателя — читателя с подготовкой.

— Вы упомянули, что намного меньше стало интереса к книгам, но россияне часто покупают зарубежную литературу, книги все так же становятся бестселлерами. В пример можно привести нашумевшие «50 оттенков серого», которую прочитали почти все, хоть и плевались после. Как вы это объясните?

— Да, есть такой эффект. Вот, к примеру, безобразнейший фильм «Левиафан», его тоже все посмотрели. Это связано с переходом к визуализации всего происходящего. Психика человека настроена таким образом. А потом уже сигналы мозгу посылают другие, воспитанные тобой чувства. И, как бы то ни было, из современной зарубежной литературы никто не написал вторых «Сто лет одиночества», «По ком звонит колокол», «Ночь нежна»…

Да, умирают мамонты, да, стареем мы — и я уже старый человек. Но литература возраста не признает. Классический пример — Гете. Или тот же Маркес. Последняя его повесть называлась «Вспоминая о своих грустных шлюшках». Тогда жив был Валентин Распутин, еще не было перевода, и он сказал мне: я уверен, что при всей эпатажности и вульгарности названия, это высоконравственное произведение. И он попал в точку: это произведение о высокой любви. Такие величины уходят и оставляют нас, к сожалению, не с такими дубами.

— А из современников кого-то читаете?

— Читайте все, что под руку попадется. Я вот благодарен компьютеру за то, что с его помощью можно просматривать произведения по диагонали. Книгу считаю преступным так читать. Еще недавно сын электронную книгу мне подарил для самолета, так я с ней не расстаюсь.

Из писателей-современников могу сказать про Харуки Мураками. Но надо понимать, что он очень разный. Есть «Хроники заводной птицы», а есть вещи проходные. Есть «Норвежский лес», а есть мутота, которая с соседствует с плохой журналистикой.

К Пелевину у меня сложное отношение. Я вижу трагедию этого человека, который заключил контракт с издательством на определенную периодичность. Он пишет, пишет, пишет — интеллект позволяет, а читать уже невозможно. Последнее живое, что я у него прочитал — «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда». А потом пошло уже Бог знает что. Это не мой писатель абсолютно, но мне лаборатория интересна, потому что я профессионал.

Еще племянник недавно выдал мне список из 16 фамилий писателей, так я не смог их даже в Новосибирске найти.

— В своем открытом письме вы упоминаете «общие ценности», в фарватере которых вы работаете. Можете развернуть это понятие?

— Это в первую очередь семья. Есть ряд безусловных ценностей, но мне не хотелось бы, чтобы они у нас в сознании проходили через запятую. А то мы их провозглашаем, а носителей давим. Кто их носитель? Учитель. Он что, сам придумал программу литературы, которая строго говоря ей не является? Писатель. Журналист. Мы забыли, что журналистика в советское время была созидателем. Сидел корреспондент в Заринске, передавал новости всесоюзной стройки, вламывали нерадивым. Через газету увольняли и награждали. А доинформировались мы до того, что ушли в услужение.

— Что стоит прочитать из последних ваших произведений или произведений других алтайских писателей?

— Обязательно почитайте Александра Пешкова. Почитайте книгу «Уединенная Мироколица» Ивана Жданова, которая вышла в рамках нашего конкурса. Рассказы Юлии Нифонтовой — среди них есть очень серьезные. Лично у меня недавно на сайте Южно-Уральских писателей вышел рассказ «Купите девушке цветы». В работе еще много чего. Могу сказать, что для писателей сейчас хорошее время, в отличие от писательской организации.

Я не знаю, как сегодня встряхнуть и взбодрить это. Я назвал несколько путей — не гранты, а регулярные встречи общественности, молодежи с писателями, педагогическая работа. Бюро пропаганды также сильно бы помогло. Хотя, оно работало с профсоюзными организациями, которых сейчас почти нет. Обязательные встречи со школьниками. Обязательные писательские очерки в «Алтайской правде». Меценатство — почему у нас Александр Ракшин финансирует спорт в Новосибирске? Бюджет не может справиться со всем.

Много мы потеряли с уходом настоящей журналистики. Так и негде сейчас выступить с хлестким писательским словом. Раньше же даже обзоры на книжные новинки писали — никаких завлекушек не нужно. Раздалбливали друг друга в пух и прах, но читали! Писатель за столом — вот он.

Беседу вел Евгений Жейда